[Liza]

История обостренных отношений Короткова с Дамкой была несложной.
Подле кухни стояла ее миска, в которую повар два раза в день выливал
остатки еды. Против этого норми рованного расхода продуктов Коротков не
возражал. Но помимо того всякий отдыхающий считал своим долгом трижды в
день, выходя из столовой, прихватить что-нибудь для собаки. Больше всего
перепадало ей от худосочных людей. Толстяки съедали свой рацион без остатка,
а худощавые тащили все: кашу, яичницу, рыбу, колбасу, масло. Сердце
буквально сжималось у Короткова, когда он наблюдал эту картину, -- уходили
харчи, годные для кормления его поросенка.
Дамка была сыта и без этого добавка, но вежливо ела из рук, не желая
обижать гостеприимных хозяев.
По вечерам она приглашала на пир соседских собак со всего поселка, и
это окончательно выводило Короткова из себя. Он даже ходил к директору Дома
отдыха с предложением купить капканы и расставить их вокруг территории, но
директор отказал, ссылаясь на перерасход по безлюдному фонду.
И тогда Коротков решил избавиться от Дамки каким-нибудь вполне
человечным способом.
Выбрав ненастный день в конце осени, он взял с собой повара и велел ему
прихватить Дамку; все трое поехали на электричке в город за восемьдесят
километров.
В городе Дамка чувствовала себя неуютно, она жалась к ногам повара,
напоминая ему всячески, что она тут и что им обоим лучше поскорее убираться
из этого ада домой.
Коротков не стал делиться своими черными планами с поваром. Выйдя на
привокзальную площадь, кладовщик сказал:
-- Ты, Алексей Иваныч, иди в курортторг, а мне надо на базу. Я обернусь
быстренько и забегу за тобой. Кабыздох пойдет со мной.
Повар ушел, и, чтобы Дамка не побежала за ним, Коротков придержал ее за
шею. Дамка дрожала от трамвайных звонков и городского скрежета.
Как только повар окончательно скрылся из вида, Коротков двинулся в
противоположную сторону, поманив за собой собаку. Она покорно засеменила
рядом с ним.
На шумном перекрестке кладовщик внезапно рванулся в сторону и повис на
подножке проходящего трамвая. Дамка на мгновение замерла, увидев Короткова
исчезающим в вагоне, затем ринулась за трамваем прямо по мостовой.
В первую секунду она легко догнала вагон, набиравший скорость на
повороте, и побежала вровень с площадкой, весело-беспокойно задрав голову и
стараясь превратить все это в игру, в шутку.
Короткову даже чуть было не стало жаль собаку, но тут он с яростью
вспомнил, какое количество пищи уплывает из-за нее на сторону, и взял себя в
руки. Кто-то из пассажиров трамвая громко сказал: -- Товарищи, никто из вас
не потерял собачки?.. Вон бежит за вагоном...
Школьник, стоявший с краю площадки, указал на Короткова:
-- Этого дядьки собака. Избавиться хочет. Пассажиры неодобрительно
взглянули на кладовщика.
Он прикрикнул на школьника:
-- Ну-ну, ты не очень! Небось полный ранец двоек везешь?.. Почем
знаешь, что моя собака?
В это время трамвай уже обогнул шумный бульвар -- здесь мчались сейчас
все виды городского транспорта. Дамка оказалась между отчаянно сигналящим
грузовиком и мягко подпрыгивающим троллейбусом. Пассажиры даже зажмурились
от испуга и жалости. А школьник сказал, глядя на Короткова:
-- Хорошо, что вы не хозяин собаки, если не врете. А то бы я вам
показал, как мучить животных!.. И соскочил на ходу.
На душе у Короткова было скверно, его как будто даже мутило от того,
что он сделал, и, выйдя из вагона, он тотчас выпил две кружки холодного
пива. Полегчало.
В курортторге он встретился с поваром. Они быстро закончили дела, и
только тогда повар вдруг хватился собаки: -- А где же Дамка?
Блудливым голосом кладовщик рассказал, как Дамка будто бы снюхалась с
каким-то кобелем на улице и исчезла. Сколько он ее ни звал, она не
откликалась.
-- А вообще, такого дерьма не жалко. Сука, она и есть сука. Пошли,
Алексей Иваныч, до поезда примем грамм по полтораста.
-- Я пить с вами не желаю, -- сказал повар. -- Ты что, очумевши? --
спросил кладовщик. -- Это почему же, интересно, не желаешь со мной выпить?
-- Поскольку вы паразит, -- сказал повар. И выпили они в одном буфете,
но раздельно. И в поезде не разговаривали, ехали в разных вагонах.
Жизнь в Доме отдыха катилась своим чередом, и только старожилы иногда
вспоминали Дамку: вот, дескать, был такой пес, разумный и вежливый,
решительно все понимал, оправдывая свое высокое звание -- друг человека.
Так прошло с полгода.
И вот однажды, первого числа, часов в десять утра, как раз после
завтрака, группа отдыхающих новичков вышла из ворот, направляясь к озеру на
лыжах. Никто не знал дороги, спросили у проходящего мимо кладовщика, как
ближе всего пройти к Щучьему. Кладовщик начал объяснять:
-- Подыметесь на эту горку, обогнете пожарку, свернете на правую
руку...
Он вдруг замер, устремив глаза в одну точку.
На ближайшем пригорке стояла Дамка, изготовившись вести людей к озеру.
-- Дамка! -- сказал кладовщик, забыв на секунду, что ее зовут
Кабыздохом.
Собака подбежала к нему, повизгивая от радости, что вот наконец он
нашелся -- хотя это стоило ей ужасных трудов и мученья, но она отыскала его,
и теперь никуда от себя не отпустит.
Потом она обнюхала деловито всех новичков, помотала своим грязным,
обтрепанным хвостом и приступила к исполнению служебных обязанностей --
повела их к Щучьему озеру.

И.Меттер